Война моторов и горючего

В нынешнем году исполняется 80 лет битве под Москвой. Именно в эти дни, в 1941-м, Красная Армия сумела изменить ход событий и впервые победить гитлеровские войска. А помогли ей в этом люди, работавшие в тылу. В том числе – на Московском нефтеперерабатывающем заводе. Рассказываем о том, как работа предприятия помогла нашим войскам спасти столицу от фашистских дивизий.

Первого апреля 1938 года в Капотне — тогда еще подмосковной деревне — был запущен нефтеперерабатывающий завод. Три с небольшим года спустя жизнь устроила ему суровый экзамен.

Уже во время первого авианалета на Москву, 22 июля 1941 года, одна из бомб попала на территорию предприятия. Стало ясно, что завод будет желанной мишенью для самолетов люфтваффе. Возгорание на заводе вызвало бы серьезный пожар в опасной близости от столичной границы. К тому же результативная бомбежка могла устроить серьезные перебои с горючим в целом регионе, в том числе на Западном фронте. Полностью эвакуировать завод было нельзя — это означало бы удлинить логистическую цепочку, предать саму идею, ради которой предприятие строили именно под Москвой.

Оставалось одно — отклонять фашистские самолеты от цели. Одной только маскировки (которой спасали Кремль, Мавзолей, Большой театр) было недостаточно.
Приходилось каждую ночь разыгрывать беспрецедентное «огненное шоу — с декорацией, спецэффектами и артистами». И при этом — ни на секунду не прерывать основной работы. Более того — расширять ассортимент, перевыполнять планы, перестраиваться на ходу.

Разумеется, ни во время войны, ни даже в первые годы после нее завод не выносил эту историю на публику. Хотя секретным предприятием он никогда не был — наоборот, советские журналисты часто сообщали и о его проблемах, и о его успехах.

* Автор заметки, известный советский писатель Вадим Кожевников (1909–1984), не мог назвать место действия – таковы были законы военного времени. Но оцифрованные документы Министерства обороны помогли установить, что воентехник 1-го ранга Александр Степанович Ломтев в 1941 году служил в 15-м истребительном авиаполку, а тот базировался на аэродроме в Тушине.

Товарищ Ломтев сказал чистую правду: на русском морозе советские самолеты падали реже, чем немецкие, а машины реже глохли посреди дороги. Но это было заслугой не только «техников, мотористов и механиков». Свою роль сыграло и качество отечественного топлива.

Советские войска под Москвой оказались в дважды более выгодных условиях. Отечественные бензин и авиакеросин были устойчивее к холоду, чем их немецкие аналоги, синтезированные из каменного угля или газа. А благодаря тому, что один из центров их производства находился совсем рядом с фронтом, советские танки и грузовики заправлялись прямо на заводе – и уже через час оказывались на передовой. Именно поэтому важно было не эвакуировать предприятие полностью.

После начала бомбежек завод был замаскирован, а в трех километрах от него возвели другой – бутафорский. План территории скопировали с точностью до метра, корпуса построили из фанеры в натуральную величину, в нужных местах вкопали специально привезенные деревья. Однако надо было еще и уверить вражеских летчиков, что их бомбы действительно производят разрушения и пожары: не увидев с воздуха столбов пламени, пилоты заподозрили бы, что их водят за нос. Поэтому после каждой бомбежки из бункера выбегали специальные дежурные и, рискуя жизнью, поджигали бочки с остатками горючего и промасленную ветошь. Бутафорский завод подвергался активным бомбардировкам до конца октября 1941 года: затем погода испортилась, дополнительно усложнив фашистским летчикам задачу.

В статье наркома нефтяной промышленности СССР Ивана Седина (1906–1972) московскому заводу уделено всего несколько строк. К сожалению, документы самого завода, хранящиеся ныне в Центральном государственном архиве Москвы, могут рассказать о его деятельности в первый год войны немногим больше.

16 октября 1941 года, в день знаменитой «московской паники», угроза вступления немцев в столицу казалась реальностью. Многие предприятия жгли свою документацию, чтобы она не оказалась в руках врага. Не стал исключением и нефтеперерабатывающий завод. Поэтому собирать информацию о его работе в эти тяжелые месяцы приходится по крупицам.

Известно, что помещения на всякий случай заминировали, часть оборудования вывезли в Оренбургскую область. На место мужчин, призванных в армию, приходили женщины и подростки. Некоторые конторские служащие переводились в цеха, осваивали непривычную до этого физическую работу. Чтобы стимулировать трудовой энтузиазм, устраивали различные соревнования – как для всего завода в целом, так и для «комсомольско-молодежных бригад».

Последние месяцы 1941 года были самыми тяжелыми: по итогам первых трех кварталов план по валовой продукции выполнили на 98,5%, но общегодовой итог оказался 87,5%. Однако, если накануне войны завод выпускал всего три вида продукции, то через полгода его ассортимент расширился до семи наименований.

На второй год войны предприятию стало полегче. К середине 1942 года из эвакуации вернули демонтированные установки и к августу запустили их снова. Годовой план по валовой продукции вновь был перевыполнен.

В 1943 году Наркомат нефти признал столичных нефтепереработчиков лучшими в Советском Союзе. Заводу вручили переходящее Красное знамя Государственного комитета обороны (ГКО) и большую денежную премию. За два последующих года войны это знамя вручалось заводу еще 13 (!) раз, а затем – оставлено на вечное хранение.

В Москве всегда уделяли внимание культуре производства. И нефтеперерабатывающий завод – невиданное ранее для столицы предприятие – тоже не стал исключением. Безусловно, в кризисные времена – в войну или в 1990-е годы – забота о чистоте и красоте вынужденно отходила на второй план. Но как только ситуация улучшалась, улучшался и внешний вид завода.

Еще в конце войны территорию нефтеперерабатывающего завода стали облагораживать. В истории предприятия сохранилась память о трогательном почине товарного оператора Марии Лапиной. Мария Алексеевна обратилась к женщинам-коллегам со словами: «Если мужчины, приходящие на завод, будут видеть, как цеха освобождаются от грязи, а на столах стоят цветы, они еще лучше будут трудиться ради приближения Победы!» Так родилась традиция украшать помещения цветами, зелеными ветками, кленовыми листьями – смотря по сезону.

После Победы работы по благоустройству вышли за ворота цехов и распространились на всю заводскую территорию – на бараки, магазины, столовые. За год планировали отремонтировать более пяти тысяч квадратных метров бытовых строений – а сделали вдвое больше. Начались работы и по озеленению: было разбито 65 тысяч квадратных метров скверов, высажено 3 тысячи деревьев и около 30 тысяч кустарников.

В Центральном государственном архиве Москвы хранится заводская Книга почета, заполнявшаяся с 1947 по 1957 год. Большинство ее героев – рабочие, шоферы, инженеры. Но характерно, что 7 апреля 1951 года в эту книгу вписали… уборщицу общежитий Варвару Семеновну Семенову («нашу маму Варвару», как называли ее жильцы). На заводе понимали, что чистота и комфорт окружающей среды положительно сказываются на продуктивности работы.

Проблемы – это трамплин для технологической мысли. Такое правило действовало на МНПЗ во все времена. А эшелон из Башкирии, о котором говорится в заметке, не только радовал заводчан, но и ставил перед ними сложные задачи.

Послевоенные годы для Московского региона стали временем бурного развития. С каждым днем требовалось все больше бензина, и требования к качеству продукции постоянно повышались. Но завод после Победы еще долго страдал от нехватки хорошего сырья. Подвоз нефти и мазута с Кавказа был затруднен из-за последствий оккупации и разрушения транспортных путей, а до открытия месторождений в Западной Сибири оставалось целых два десятилетия.

Во второй половине 1940-х годов заводу приходилось работать в основном на сырье из Волго-Уральского региона. Однако эти «восточные нефти» содержали очень много влаги, серы и солей, которые приводили к коррозии аппаратов. Борьба за очищение сырья от примесей была первоочередной задачей, и успехи в этом деле особо отмечались. 7 апреля 1951 года в заводскую Книгу почета внесли имя Петра Ивановича Кошелева, старшего товарного оператора группы подготовки сырья цеха № 6. В характеристике указывалось: «В сентябре месяце (очевидно, 1950 года. – Прим.) тов. Кошелев снизил обводненность сырья, сдаваемого технологическим цехом, в 2,5 раза против установленной нормы».

В 1946 году, после того как сразу несколько установок вышли из строя, произвели масштабную модернизацию: сменили оборудование, обновили 13 тысяч метров трубопроводов и около 300 тысяч единиц арматуры, починили контрольно-измерительные приборы. В 1948 году на заводе № 413 запустили установку по алкилированию бензола пропиленом на фосфорном катализаторе – первую в Советском Союзе. А в марте 1950 года наконец была введена в строй электрическая установка по обезвоживанию и обессоливанию мазута. На следующий год завод получил наряд – полностью перейти на «восточные нефти», чье несовершенство теперь было уже не страшным. План по выработке дизельного топлива из этого сырья оказался выполнен на 100%, а по моторному топливу – даже на 120%.

Он сумел поддержать на должном уровне продуктивность, обеспечивая бензином и столичные автомобили, и подмосковные трактора, и танки Западного фронта. Он сумел подать пример изобретательной маскировки и самозащиты, который заслуживает попадания в учебники по военному делу и обеспечению технологической безопасности.

Но при этом завод, которому к началу войны исполнилось всего три года, сумел окрепнуть и найти ресурс для развития. На предприятии не собирались смиряться с объективными проблемами – с естественным из-за военных потерь дефицитом кадров и с отсутствием качественного сырья. Для работников изобретались стимулы, а ради улучшения сырья проводилась масштабная модернизация.

Наконец, предприятие не забывало и о том, как оно выглядит в глазах собственных работников и других горожан. Речь шла пока еще только об эстетике заводской территории. Снижение невидимой глазом нагрузки на природу в конце 1940-х в СССР не стояло на повестке дня. Однако стремление завода к по крайней мере внешней аккуратности стало тем зерном, из которого выросли его экологические проекты более поздних лет.